die Jakobsleiter

Сравните процитированные ниже мысли Алексеева с расхожим мещанско-бардовским представлением, что поэзия – это про что, переложенное в какие-то там, неважно какие, стихи и строфы. Большинство переводчиков так думают и так переводят: русские – в пошлый романс, английские – в пошлый верлибр. Для них важнее всего – передать про что стихи. И чтоб  было "красиво" (в меру своих понятий о красоте). Остальное неважно.

***

Что есть поэзия вообще? По существу и содержанию — момент прекращения связи с реальным существом вещей и превращения их в вымысел и картину. Поэзия — это симфония членораздельных звуков и слов, тонов и интонаций, письменных слов и речей, т.е. музыка в слове. По форме — музыкальное начало; ритм и особенно рифма.

Китайская поэзия вполне удовлетворяет этой формуле как в элементарных началах, так и в виртуозном совершенстве. С этой стороны китайская поэзия идет в сравнение не только с поэзией одного народа (например, русского), но и с поэзией всего мира.

(Т.е. по масштабу проработки поэтической формы китайская традиция сопоставима только со всей европейской традицией. Или даже всей остальной мировой поэзией, вместе взятой.)

...

Всякий знакомящийся с новой поэзией есть как бы ребенок. Быть ребенком во взрослом состоянии — идеал вечного возрождения. Нельзя смотреть на чужую поэзию высокомерно, пожимая плечами. Нельзя, однако, и увлекаться ею более, нежели своей.

...

Китайская поэзия так же отличается от европейской, как лучшие китайские картины от полотен Рафаэля, Репина, Левитана. Однако восхищаться китайской живописью может всякий — это дело вкуса, надо лишь обладать им. Все обстоит иначе, когда речь идет о китайской поэзии. Поэзия Китая не вошла в обиход общечеловеческой мысли.

Точно так же и китайскому читателю — в обратном масштабе — не доступна русская поэзия. Он ценит шаблонные образы (луна в воде, цветы весной, осенняя тоска, выси гор и т.д.) и не ценит специфического («Песня про купца Калашникова», «Мой дядя самых честных правил...»).

Выхода читателю — равно и русскому, и китайскому — нет. Выход есть только в науке, ученому-филологу. Он проходит через разные фазы: сначала — новость в каждом стихе; потом — меньше; наконец, строится целый мир. Оригинальное как таковое исчезает, остается вечно оригинальное — красота человеческого духа, постигаемая все глубже и глубже по мере изучения. Таким образом, целостное постижение китайской поэзии не выходит за пределы оригинала. Переводы ни по форме, ни по содержанию неадекватны.

***

Я писал о Коломийцове и Тюменеве, переводчиках текстов Вагнера, и о том, что их «германский аллитерационный стих», зазвучав по-русски, создавал новую поэтику, создавал огромные поэтические возможности. Не меньшие перспективы открывали и китайские переводы тех лет (там был не только Алексеев): помимо научной ценности, они приучали к новым ритмам, новым образным рядам, новой поэтике.

Вообще, Серебряный век (к которому принадлежал по выучке и вкусу Алексеев) поднял русскую поэзию на небывалую высоту и распахнул ее горизонт невероятно широко. СССР, уничтожив эту традицию, опустил русскую словесность до кабака бардовской песни, из которого она не выбралась до сих пор. Даже «поэты без гитары» в большинстве своем писали так, будто это не стихи, а куплеты блатной песни: они «выражали свои мысли и чувства» заезженными размерами и унылой «четырехугольной» строфикой.