die Jakobsleiter

廄焚。子退朝，曰：

「傷人乎？」不問馬。

Сгорела конюшня. Учитель вернулся из дворца. Спросил:
«Пострадал ли кто-нибудь из людей?» О лошадях не спросил. 

Иезуиты на основе комментаторской традиции добавляют: «Когда Конфуций служил в должности префекта, его конюшня сгорела...» и т.д.

Это дополнение лучше расставляет акценты: Конфуций проявил интерес не к своему имуществу, а к людям (семья, слуги, ученики). Лошади в ту эпоху были прежде всего имуществом, показателем достатка, как сегодня – автомобили и «дивайсы». Проявлять заботу о них, равную заботе о людях, было неправильно, бестактно.

Напомню: Х глава – не об этике, а об этикете, о форме-ли. И этот текст – о том, как проявлять жэнь, человечность, эмпатию во внешних поведенческих формах. Человек важнее имущества; и это надо подчеркивать. Надо выражать свои чувства правильным, тактичным образом, не ставя людей на одну доску с имуществом. Даже если Конфуцию и было жалко лошадей, он не должен был это показывать, спрашивая о пострадавших.

А что  ему было их жалко, я не сомневаюсь; любовь к живому была не только ему свойственна, но и среди его последователей культивировалась. Проповедуя и развивая в себе эмпатию к людям, они не могли не становиться сверхчуткими и к другим формам жизни (конфуцианцы, напомню, – это «ру», «мягкие люди»). И наверняка это шло от Учителя. Можно вспомнить хотя бы пассаж из Мэн-цзы про конфуцианскую чуткость:

У цзюньцзы такое отношение к животным:
если он видит их жизнь, то не может видеть их смерть;
если он слышит их крик, то не может есть их мяса.
Поэтому цзюньцзы держится подальше от кухни.  

Два текста из «Мэнцзы» о парках, животных и о том, как радость правителя обусловлена тем, разделяет ли ее народ. Вэнь-ван (文王, буквально культура-царь, просвещенный царь, царь цивилизации) – это царь XII-XI вв. до н.э., с восхищением упоминаемый в Книге Песен.

1.

Мэн Цзы встретился с Лянским князем Хуэем. Князь стоял на берегу пруда и созерцал диких гусей и оленей. Он спросил:
–     Достойные люди [= мудрые, добрые, авторитетные] тоже радуются этому?
–    Сначала они достойные люди, а потом уже радуются этому. [Вариант: только достойные этому и радуются.] Недостойные люди тоже это имеют; но их это не радует... [Дальше идет большая цитата из Книги Песен. А потом комментарий к песне:] Вэнь-ван всенародными силами устроил террасу и пруд, и народ весело радовался, называя террасу «чудесной террасой», а пруд «чудесным прудом»; радовался, что у государя есть олени, рыбы и черепахи. В древности люди [государи?] радовались вместе с народом, поэтому они были вообще способны радоваться.

2.

Князь Сюань из Ци спросил:
–     Парк Вэнь-вана имел 70 кв. ли. Это правда?
Мэн Цзы ответил:
–     Согласно источникам, это так.
–     Неужели такой большой?!
–     А людям он все-таки казался маленьким.
–     Парк моего величества имеет всего 40 кв. ли. А людям он кажется большим. Почему?
–     Парк Вэнь-вана имел 70 кв. ли. Однако те, кто косил траву и собирал дрова, ходили туда [свободно]; и те, кто ловил зайцев и фазанов, ходили туда [свободно]. [Этим парком царь] пользовался вместе и наравне с народом. И народу парк казался маленьким, разве это не логично? Когда ваш покорный слуга только прибыл на границу, он сначала расспросил о главных запретах в стране, и только после этого решился въехать. Я услышал, что за барьерными воротами есть парк в 40 кв. ли, и что убить в нем оленя считается таким же преступлением, как убить человека! Так что парк в 40 кв. ли – это настоящий капкан [для народа] посреди вашего царства. Поэтому парк кажется людям большим; разве это не логично?

 ...Пронзительный, резкий крик
страшней, кошмарнее ре-диеза
алмаза, режущего стекло,
пересекает небо. И мир на миг
как бы вздрагивает от пореза...

***

Самая первая песня в составленной Конфуцием «Книге Песен» начинается с резкого, тревожащего крика ястреба. Это красивый выбор для начала: рождение текста из глоссолалии; точно так же тетралогия Вагнера начинается с бессмысленных криков русалок, которые потом плавно превращаются в слова.

Тут, если быть точнее, это крики ястреба речного или морского, охотника за рыбой, называемого по-русски скопóй. 



Скопá, как и ястреб, кричит высоко, резко, пронзительно, на грани свиста. Но древняя китайская песня обозначает эти звуки как guan-guan.

«Гуан-гуан», – собираются скопы на речном острове...

Русский переводчик стесняется слова «скопа» (ему слышится «оскопить»? кастрационный комплекс переводчиков?!) и сползает в русскую «народную» песню «Летят утки»:

Утки, я слышу, кричат на реке предо мной,
Селезень с уткой слетелись на остров речной...

Не читайте этот перевод Штукина (единственный полный для Ши Цзин, издан в Литпамятниках). Он не точен ни в чем: ни в размерах, ни в стиле, ни в структуре, ни просто в «содержании», вообще ни в чем. Одно лишь вялое «творчество» третьеразрядного поэта по мотивам некоторых (не всех) иероглифов. Он мог выпустить это как свои стихи; правда, на них уже не было бы золотого отблеска древности; никто бы этот мусор не читал.

Другая причина, почему Конфуций поставил песню в начало собрания, – это неожиданное упоминание в ней «джентльмена» цзюнь-цзы. Для древней песни это, конечно, будет не «истинный джентльмен», а Принц (буквально «сын правителя»).

Песня свадебная, и в ней говорится о юном Принце и его невесте, которая:  

君子      好     逑  

Принцу прекрасную пару составит.

Но тема цзюнь-цзы переводчика не волнует: Будешь супругу ты доброй, согласной женой... Но бог с ним, Штукиным. Он сейчас наверное на самом дне переводческого ада.

Интересно другое. Песня связана с историей о принце по имени Вен Ванг, который был влюблен в девушку по имени Тай Си. Он был юношей очень эмоциональным, влюбленным до безумия. Он совершенно кипел чувствами, изводился от тоски по невесте; но, будучи джентльменом, изо всех сил держал себя в руках, вел себя корректно, почти холодно, и даже на собственной свадьбе избегал буйных и сальных форм веселья.

Это поведение (сильные чувства и еще более сильный контроль над ними) снискало ему большую славу, в том числе упоминание в песне Guan-ju. Тема невысказанной, сдерживаемой любви вообще популярна в фольклоре многих народов. Внутренний конфликт всегда интереснее, чем одномерное чувство, всегда привлекает внимание.

Песня длинная, и переводить ее я не собирался. Моя цель была добраться до понимания афоризма 3-20 из Лунь Юй, в котором речь идет именно об этой песне:

[Песня] Guan-ju:
веселье, но не буйство;     печаль, но не надрыв.

Перевод иезуитов объясняет внутреннюю драму принца (точный перевод выделен мной): The nuptial poem, Guanju, is lively, joyful, and not obscene. It is sad, as if it expresses the desire of the lover and the conflicting feelings of his soul, but not to the point that it would affect and disturb someone very strongly.

Песня написана стихами по 4+4 иероглифа, и Конфуций это воспроизводит в своем тексте. Иероглиф  樂 музыка=радость (другая любимая тема Конфуция) – финальный в стихотворении, и там он значит и музыку, и веселье одновременно (!). Здесь с него начинается фраза:

關雎，

樂而不淫，哀而不傷。

Помимо эмоций, есть еще один смысл, связанный с тем, что 1-й иероглиф – также музыка. Музыка – эталон меры и чистой формы, противоположность излишеству и хаосу. Речь идет также и о самом стихотворении, о его поэтике, стройной форме. Конфуций высказывает свою эстетическую позицию классициста:

Guanju – стройная музыка, а не распущенность и неумеренность.

Дальше речь идет об эмоциях, но в поэтике. Эта песня трогает печалью, но не терзает муками и слезами. Это эмоциональный диалог, а не эмоциональная агрессия (свойственная романтическим и «артистическим» стилям искусства). Эта печаль, которая touching, а не torturing.

И не случайно Конфуций заговорил именно о первой песне сборника, составленного им же самим, согласно его представлениям о важном. 1. Это песня о Принце-джентльмене-цзюньцзы. 2. Это песня о Музыке = Радости. 3. Это песня о контроле благородного человека над своими чувствами. 4. Это песня о любви. 5. Это песня, сопоставляющая природу (которая не знает этики, а только чувства) и человеческий мир (где этика царит над чувствами).

И вот два прочтения афоризма, одинаково правильные: с точки зрения эмоций и с точки зрения поэтики:

[Песня] Guan-ju:
веселье, но не буйство;     
печаль, но не надрыв.

[Песня] Guan-ju:
стройная музыка, а не распущенность и неумеренность;
она трогает печалью, а не терзает страданием.