die Jakobsleiter

Ван Вэй. Беседка в бамбуковой роще

Один сижу      в бамбуковой роще далекой;
играю на цинь,      отвечаю протяжным свистом.
Люди не знают:        лес – темный, глубокий;
Луна восходит:       освещает взаимным светом. 

Я понимаю, что вы ничего не понимаете. Но это так и должно быть. Стихи именно таковы. И китайцы бьются над их толкованием не меньше европейских переводчиков. И мы сейчас будем биться. А переводы, которые рационализируют стихи, делают их понятными, - это убийцы поэзии. Переводы, которые пытаются «сделать и понятно, и красиво» - вдвойне убийцы: убивают и многозначность, и авторскую красоту, пытаясь вместо нее продать «свою красоту». Ну так, братец, ты потому и не стоишь на одной доске с автором, что у тебя такая красота. Она и есть – клеймо твоей третьесортности; как можно ожидать, что она передаст первосортную красоту Мастера?.. Единственный способ выйти из этой абсурдной ситуации (карлик изображает великана) – это переводить как можно точнее, а свою индивидуальность спрятать как можно глубже. Если считаешь себя поэтом – пиши свои стихи; но не гадь на чужие. (То же касается философских переводов: там в китаистике царит ад еще худший.) Переводчик - стекло, через которое виден автор. Чем оно чище и прозрачнее, тем лучше. 

Чтобы понять эти стихи, надо знать о трех намеках. Первый намек – это Семь мудрецов из бамбуковой рощи. Второй – Суньдэн, знаменитый даос-отшельник и игрец на цине. Третий – особая даосская культура свиста. Первый намек не так важен: это просто группа оппозиционных философов 3-го века, времен Троецарствия (не романа, а событий); они не хотели участвовать в гражданской войне и служить роду Цао, и потому вели демонстративно «альтернативную» жизнь; и Ван Вэй этим намеком выражает свою солидарность с такой позицией (у него были трудности с правящим «режимом», да и небольшая гражданская война случилась при нем; и даже очень больно его задела).



А вторые два намека – очень важны. Фактически, в стихах дан портрет Суньдэна, а «протяжный свист» - это чан-сяо, 長嘯, устойчивый даосский термин, «трансцендентный свист», имеющий много значений и применений, от дыхательного упражнения, до общения с духами или выхода «за пределы мира». Это был также язык коммуникации между своими. Переклички отшельников, сигналы на большом расстоянии и т.д. (Со свистом в китайской культуре вообще много связано: много вер и суеверий. Надо быть очень осторожным, идя по китайской улице и насвистывая, особенно ночью.) 

А Суньдэн был не просто радикалом-отшельником, знаменитым своей игрой на цине (и музыковедческими текстами), но и большим мастером даосского свиста. Поэтому первые две строки – это просто его портрет. 

Один сижу      в бамбуковой роще далекой;
играю на цинь,      отвечаю протяжным свистом. 

Что важно в этих строках - это двойственность, внутренний диалог: и музыка, и свист. Рациональный язык музыки и почти магический язык свиста... 

Следующие две строки – не столько пейзаж, сколько картина познания: 

Люди не знают:        лес – темный, глубокий;
Луна восходит:       освещает взаимным светом. 

Их переводят по-разному, и этим сужают смысл до почти идиотского: «люди не знают обо мне, зато луна меня навещает и мы общаемся». Я пытаюсь сохранить многозначное мерцание оригинала. 

Один смысл – прямой: «вокруг темный лес, которого люди толком не знают и могут заблудиться; но восходит луна и освещает пейзаж, теперь все видно». Еще один смысл: «мир лежит в невежестве, как темный лес; люди ничего не знают, не понимают; но для того, кто стремится к истине, она восходит, как яркая луна, и освещает его в ответ». Тут важна взаимность. Человек не стоит под лучами истины вяло, как под душем, а проявляет инициативу, совершает встречное движение. Истина не освещает темного и вялого. Истина освещает только того, кто в ней заинтересован, кто сам ее освещает своим светом. 

Тут важна двусмысленность предпоследнего иероглифа 相: это и вид, наружность, зрелище, но также и взаимность. Поэтому текст играет и простым смыслом луна освещает пейзаж, и сложным смыслом истина и человек светят взаимным светом. 

Очень важна конструкция: 1-й и 3-й стих говорят о лесе и человеке: «один в далеком глухом лесу»; «люди не знают темного леса». 2-й и 4-й говорят больше о «свете познания»: двойственность музыки и «мистического свиста»; «взаимность свечения луны и человека». 

Стихи рифмованные АВАВ, причем осмысленно-рифмованные. Первая рифма выражена иероглифами 里 и 知, ли / жи, «внутри» / «знать»; речь идет о глубинном знании того, что не лежит на поверхности (всякое знание таково; но даосы делали из этого много рекламного шуму); я передал это рифмой далекой / глубокий. Вторая рифма рифмует сразу группу из 2-х иероглифов 長嘯 и  相照, с красивым перекрестным созвучием чан-сяо / сян-чжао, «протяжный свист» / «взаимное свечение». Свет/свист – рифма почти каламбурная; но вся фраза рифмуется хорошо: отвечаю протяжным свистом / освещает взаимным светом. 

Теперь можно перечитать. Не ленитесь: это важные стихи для китайской культуры, вокруг них сложилась целая иконографическая и каллиграфичекская традиция. И не сомневайтесь: это – точный портрет стихотворения Ван Вэя, без упрощения, без моего самовыражения, во всей сложности и богатстве его смысловых красок: 

Один сижу      в бамбуковой роще далекой;
играю на цинь,      отвечаю протяжным свистом.
Люди не знают:        лес – темный, глубокий;
Луна восходит:       освещает взаимным светом.
 

獨坐幽篁里，彈琴復長嘯。

深林人不知，明月來相照。