哀公問社於宰我。宰我對曰:
夏后氏以松,殷人以柏,
周人以栗,曰使民戰栗。
子聞之曰:
成事不說,遂事不諫,既往不咎。
[Князь] Ай-гун спросил [ученика] Цзай Во об алтаре Земли. Цзай Во, отвечая, сказал:
«Правитель династии Ся посадил сосны. Люди [династии] Инь посадили кипарисы. Люди [династии] Чжоу посадили каштаны (栗), говоря [этим]: «заставим народ дрожать от страха (栗)». Учитель, услышав это, сказал: «О законченном не спорят; свершенному не противятся; прошлое не обвиняют».
Как часто бывает, первое впечатление – «в огороде бузина, а в Пекине дядя». Пишут, что этот текст даже у китайских спецов по теме вызывает непримиримые разногласия.
Начать надо с персоналий. Ай-гун – правитель княжества Лу в 494-467 гг. до н.э., сменивший Дин-гуна, который появлялся в недавнем тексте про отношения государя и чиновников. Вообще-то его звали Цзян, а Ай-гун – храмовое имя (как и Дин-гун), которое значит Плачевный, Печальный, Скорбный.
Собеседник князя Ай-гуна – это Цзай Во, один из учеников Конфуция, который не пользовался ни расположением учителя, ни уважением товарищей. Впоследствие он погиб, участвовуя в какой-то сомнительной политической авантюре (заговор и мятеж); это окончательно испортило его репутацию в конфуцианскй традиции, и поздние комментаторы не упускают случая съязвить в его адрес. Но в канонических текстах он упоминается довольно часто: в Лунь Юй, в Мэн-цзы, в Ли-цзи и пр. Пишут, что он пользовался славой красноречивого говоруна.
Конфуций в разговорах с Цзай Во обычно держится мрачно-раздраженного тона, иногда доходя до ядовитого сарказма. (Это именно ему он говорит в одном тексте: если тебе тяжело и неохота держать трехгодичный траур после смерти отца, ну что ж, хватит и одного года. «С паршивой овцы..»)
И в этом тексте, говоря о серьезных вещах с правителем, Цзай Во повел себя глупо: начал объяснять серьезные исторические вещи каламбурами («каштан» и «дрожать, бояться» обозначались в то время одним и тем же иероглифом ли 栗). Но дело не только в каламбуре: Цзай высказывается без глубокого знания дела и без понимания того, как его слова могут отозваться в уме князя. Конфуций, с перекошенным лицом, стиснув зубы, мрачно намекает ему, что он порет чушь, но намекает очень непрямо, безличной фразой в стиле поговорки (о законченном не спорят; свершенному не противятся; прошлое не обвиняют); дает понять, что нельзя болтать наобум о прошлых делах, да еще и с оценочными суждениями, да еще и вводя князя в заблуждение насчет якобы существующей в Чжоу традиции запугивания народа.
У Конфуция, убежденного противника легизма и их теории и практики государственного террора, унижения и подавления народа, всякий намек на подобную политику вызывал болезненную реакцию. Он много раз, с большой силой и убежденностью высказывается в Лунь Юй по поводу порочности и бесплодия политики запугивания народа. Поэтому легкомысленная и основанная на каламбуре болтовня Цзай Во о том, что династия Чжоу своими ритуалами хотела запугать народ, привела его в ярость, которую он не позволил себе выплеснуть в присутствии князя; отсюда и косвенный тон его реплики.
Цзай Во был отчасти прав, упоминая о связи алтаря Земли с насилием: эта связь исторически существовала. В эпоху Ся, за 1000 лет до Чжоу, он был местом, где казнили преступников и ослушников: видимо, эти казни были одновременно и жертвоприношениями. В Шу-цзин, «Книге истории», рассказывается о том, как один царь династии Ся, начиная военный поход, обратился к вассалам с суровой угрозой, в которой использован иероглиф «алтаря Земли» шэ 社: ”用命,賞于祖;弗用命,戮于社,予則孥戮汝”; «выполните мою волю – награжу у алтаря Земли; не выполните мою волю – казню у алтаря Земли, а потом казню и ваших детей».
Иероглиф алтаря земли 社 очень нагляден: его левый элемент – алтарь, правый – земля; нагляднее некуда. Алтарь Земли был местом важнейших обрядов, которые мог проводить только император. Сама идея вана-царя, «сына неба», 王 – это «посредничество», связь трех миров: неба, людей, земли, т.е.духовного, социального, природного мира: таково традиционное объяснение иероглифа ван. Поэтому именно императору, сыну Небесного владыки и обожествленной Земли, полагалось ежегодно совершать обряды поминовения своих божественных предков, Неба и Земли.
Возможно, алтарь Земли вызывал мрачные ассоциации у образованных людей, читавших «Книгу истории» и процитированную из нее фразу. Возможно, даже «простые» люди знали понаслышке эти истории и побаивались окрестностей алтаря. Но уж то, что императоры Чжоу запугивали народ, сажая каштаны, омонимичные со словом «дрожать, бояться», – это совершенная чушь, пустая болтовня глупца, хотевшего покрасоваться перед князем своим каламбуром (все комментаторы, от древности до наших дней, говорят, что это чушь). И тема, и собеседник при этом были выбраны крайне неудачно. Чжу Си пишет об этом: «Кун-цзы видел, что ответ Цзай Во не дал основного и существенного понятия о воздвижении алтаря Земли, да еще к тому же открыл душу современного ему государя к казням и убийствам».
Но даже и в этом контексте ответ Конфуция звучит как-то «диагонально». Мне кажется, что он, помимо того, чтобы смутить и осадить Цзай Во, нацелен на что-то еще. Я думаю, тут Конфуций делает выпад по поводу хамской развязной небрежности в разговоре об истории, которую явно позволил себе Цзай Во, и которая сегодня, кажется, стала мейнстримом.
Нам давно привычна политизация истории, когда каждая партия и каждое правительство хочет иметь именно такую историю, а не иную, именно с такими моральными оценками, а не сякими. В последнее время битвы за историю ужесточились: все страны занялись созданием своего "Даунтонского аббатства". Но мы еще только привыкаем к другой моде: уже не только блогеры, но и авторы монографий усвоили этот блядский, кривляющийся, хихикающий и приплясывающий тон, эту вздорную аргументацию, эти бесстыжие судейские оценки, раздаваемые наотмашь, и это бесконечное упрощение истории до уровня программистов гопников-пэтэушников, которым учиться неохота, но суждение об истории иметь почему-то необходимо...
Осталось еще раз перечитать этот сверх-сжатый текст (Лунь Юй, 3-21):
Ай-гун спросил Цзай Во об алтаре Земли.
Цзай Во, отвечая, сказал:
«Правитель династии Ся посадил сосны.
Люди Инь посадили кипарисы.
Люди Чжоу посадили каштаны (栗),
говоря: «заставим народ дрожать от страха (栗)».
Учитель, услышав это, сказал:
«О законченном не спорят; свершенному не противятся; прошлое не обвиняют».