Dec. 29th, 2019

Интересно, что именно навык интроспекции Конфуций считает главным для выживания. Выживания, конечно, не физического, а этического. (Но иногда и физического.)

В христианстве есть представление о том, что не грешить невозможно, но и шагать по жизни, накапливая груз грехов, – самоубийственно. Для решения этой проблемы существует таинство исповеди и покаяние: человек исповедуется, кается, ему отпускаются грехи, и он, сбросив с себя их тяжесть, шагает дальше налегке. «На душе легко», рюкзак грехов – пустой, не тянет вниз, не смердит. Жизнь снова прекрасна.

Для безбожного конфуцианства подобный «церковный сервис» непредставим; человек должен сам выкарабкиваться. Конфуцианство тоже считает, что не грешить не ошибаться человек не может; соответственно, он нуждается в важном навыке освобождения от тяжести ошибок, в «отпущении ошибок». Без этого навыка он будет деградировать и опускаться. И этот навык формулируется так: уметь быстро заметить и признать свою ошибку, осудить себя и исправиться (быстро – чтобы ошибка не укоренилась в личности и не начала ее подтачивать).

Отсюда – фразы в Лунь Юй вроде «неисправленная ошибка – это, собственно, и есть ошибка». Глупо ожидать от человека безошибочности; такого не бывает. Ошибки простительны. Но неисправленная ошибка – это уже серьезный просчет. Исправленная ошибка «шлифует» человека, ведет вверх; неисправленная толкает вниз.

Известная латинская фраза (из которой предпочитают помнить только утешительную первую половину) – о том же: errare humanum est, perseverare autem diabolicum; ошибаться – человеческое, а упорствовать (в ошибках) – дьявольское.

Интроспекция и исправление ошибок, согласно Конфуцию, – это навык № 1 по важности; главная техника в «искусстве жить». Правда, дается она мало кому: «Увы! Я так и не встретил человека, который умел бы замечать свои ошибки и осуждать себя». В комментариях к Лунь Юй конфуцианец 12-го века Чжу Си пишет: «Если не найдешь в себе храбрости управлять самим собой, то зло будет с каждым днем все расти и расти. Значит, при ошибке надо быстро исправиться, а не отступать перед трудным делом и кое-как мириться с тем, что есть.»

Все эти рассуждения – не исключительно китайские. Греческая мысль – и этическая, и гносеологическая, – пошла тем же путем, причем у нее была хорошая опора на традицию. Интроспекция культивировалась в религии Аполлона, и над входом в святилище в Дельфах значилось «Познай себя». Гераклит, например, прямо демонстрирует – и свою опору на эту традицию, и свой уход от нее.

Индивидуальная мысль Осевой эпохи, и китайская, и европейская, началась с вопроса: на что опереться? Как придать новым формам объективный характер, как сделать, чтобы они работали «не хуже», чем божественное откровение? Если брать мудрость не от богов, то – откуда? Ответ был неожиданный: из самого себя! Гераклит, например, так показывает переход от традиционной модели познания к индивидуальной:

Владыка, оракул которого в Дельфах (Аполлон), не говорит и не скрывает, а подает знамения... Сивилла (его пророчица), выкрикивающая безумными устами невеселое, неукрашенное, неумащенное, на тысячи лет проникает голосом своим через бога...  лучше Сивиллы я все прояснил... Я исследовал самого себя... Всем людям дано себя познавать и здраво мыслить; мышление обще для всех... Душе присущ логос (разум), растящий сам себя... Пределов души не найдешь, каким бы ни направился путем: так глубок ее логос. (коллаж из нескольких текстов Гераклита)

Храм Аполлона в Дельфах встречал посетителя надписью γνῶθι σεαυτόν, «познай самого себя». Гераклит принимает эту «подсказку» за основу и начинает размышлять интроспективно. Он считает, что опираться на человеческий разум лучше, чем разбираться в темных сивиллиных пророчествах («лучше Сивиллы я все прояснил»). Людям свойственны рефлексия и рациональность («всем людям дано себя познавать и здраво мыслить»).

Но рациональность основана не на информации («многознание уму не научает»), а на интроспекции («я исследовал самого себя»). Человек ткет свою мысль, вытягивая ее из самого себя, как паук паутину. Разум («логос») всеобщ, он способен постигать объективное, а не только субъективное («мышление обще для всех»). Что особенно важно, он способен к росту, развитию («логос, растящий сам себя») – через учебу и размышление. Никаких ограничений на этом пути нет: учись, развивайся, размышляй, исследуй себя («пределов души не найдешь: так глубок ее логос»)... Так родилась европейская рациональность.

Но так же родилась и китайская индивидуальная мысль: гераклитово «я исследовал самого себя», ἐδιζησάμην ἐμεωυτόν, буквально совпадает с фразой из первой, «парадной» главы Лунь Юй:

Цзэн-цзы сказал: я каждый день испытываю самого себя в трех вещах...

Это по-прежнему Ван Вэй, в моем топ-листе он сейчас лидирует.

Стихи написаны в редком «шестистопном» размере, т.е. по 6 знаков в строке (чаще бывает 5 или 7). Стихи похожи на таблицу или на матрицу. Каждая «шестерка» делится на три фразы по два знака. И между соседними строками эти «двойки» соотносятся максимально точно: я показал это раскраской. Например, в первой строке первая пара говорит о дереве и цвете (персик, алый), и во второй строке первая пара - это тоже дерево и цвет (ива, зеленый). И так далее. Параллелизм идей выдержан предельно строго.

桃紅復含宿雨

柳綠更帶朝煙

花落家僮未掃

鶯啼山客猶眠

В переводе я попытался передать эту «матрицу» как можно точнее, не заменяя ее красивостями из русского поэтического репертуара. Красота стихов – несколько «математичная» на наш вкус:

алый персик    цветы омыты     ночным дождем
          ↓                           ↓                            
зеленая ива    листва обвита    утренним туманом 

лепестки падают   домашний слуга    еще не подмел
           ↓                               ↓                                
иволга плачет        горный гость          пока еще спит

Приведу для сравнения два русских перевода (Штейнберг, Мазепус). Оба вполне точны и очень красивы, оба мне очень нравятся; но их красота – это красота русской поэзии, с ее фето-тютчевской немецкой одухотворенностью. Но также и с ее линейностью, вытянутостью в "повествование" (а китайские стихи ее лишены, в них "кристаллическая решетка" связей важнее).

Персик в цвету
Ночным окроплен дождем.
Вешний туман
Ивы обвил опять.
Летят лепестки -
Слуга подметет потом.
Иволга плачет,
А гость мой изволит спать.

***

И снова дождем предрассветным омыт
персика цвет.
В дымке весенней - плакучих ив
зеленый убор.
Цветы опадают, мальчик-слуга
еще не подмел.
Иволги пенье... А горный мой гость
спит до сих пор.


OSZAR »